Долгожданный день настал. Князь Юсупов 29 декабря 1916 года едет к Распутину.

«С большим трудом мне наконец удалось найти дверь распутинской квартиры. Я позвонил, и в ответ на звонок голос «старца» спросил, не отворяя:

— Кто там?

Услыхав этот голос, я вздрогнул.

— Григорий Ефимович, это я приехал за вами, – ответил я ему.

Мы вошли с ним в его спальню, освещенную только лампадой, горевшей в углу перед образами. Распутин зажег свечу. Я заметил неубранную постель — видно было, что он только что отдыхал.

Распутин был одет в белую шелковую рубашку, вышитую васильками, и подпоясан малиновым шнуром с двумя большими кистями. Черные бархатные шаровары и высокие сапоги на нем были совсем новые. Даже волосы на голове и бороде были расчесаны и приглажены как-то особенно тщательно, а когда он подошел ко мне ближе, я почувствовал сильный запах дешевого мыла: по-видимому, в этот день Распутин особенно много времени уделил своему туалету.

— А знаешь, — вдруг неожиданно заявил Распутин, — что я тебе скажу?Заезжал ко мне вечером Протопопов и слово с меня взял, что я в эти дни дома сидеть буду. Убить, говорит, тебя хотят; злые люди-то все недоброе замышляют… А ну их! Все равно не удастся — руки не доросли. Да, ну, что там разговаривать… Поедем.

И вдруг охватило меня чувство безграничной жалости к этому человеку. Мне сделалось стыдно и гадко при мысли о том, каким подлым способом, при помощи какого ужасного обмана я его завлекаю к себе. Он — моя жертва; он стоит передо мною, ничего не подозревая, он верит мне… Но куда девалась его прозорливость? Куда исчезло его чутье? Как будто роковым образом затуманилось его сознание, и он не видит того, что против него замышляют. В эту минуту я был полон глубочайшего презрения к себе; я задавал себе вопрос:

Как мог я решиться на такое кошмарное преступление?

И не понимал, как это случилось».

Юсупова у него в дворце ожидали Лазаверт, Сухотин, Дмитрий Павлович и Владимир Митрофанович. Последний будет так вспоминать об этих тяжелых мгновениях:

«Время шло мучительно долго. Говорить не хотелось. Мы изредка лишь перебрасывались отдельными словами. «Едут!» — полушепотом, заявил я вдруг, отходя от окна. Поручик Сухотин кинулся к граммофону, и через несколько секунд раздался звук американского марша «Янки-дудль». Еще мгновение — слышим сухой стук автомобиля уже во дворе, хлопающую дверцу автомобиля, топот стряхивающих снег ног внизу и голос Распутина: «Куда, милой?» Затаив дыхание, мы прошли в тамбур и стали у перил лестницы, ведущей вниз, друг за другом».

Все были неестественно веселы, говорили громко – нервы были на пределе.

Прошло время, однако «того, чего мы ожидали, не произошло. Мирная беседа внизу продолжалась, а собеседники, очевидно, не пили и не ели еще ничего. Наконец, слышим, дверь снизу открывается. «Представьте себе, господа», — говорит Юсупов, — ничего не выходит, это животное не пьет и не ест, как я ни предлагаю ему обогреться и не отказываться от моего гостеприимства»».

На Распутина не подействовал цианистый калий, добавленный в вино и пирожные, которые он ел одно за другим, «причмокивая». Под предлогом провода «друзей жены» Юсупов поднимается наверх и взял у Князя Дмитрия револьвер. Вскоре раздался выстрел. «Перед диваном в гостиной, на шкуре белого медведя лежал умирающий Григорий Распутин, а над ним, держа револьвер в правой руке, совершенно спокойным стоял Юсупов, с чувством непередаваемой гадливости вглядываясь в лицо им убитого «старца»».

«Вдруг снизу раздался дикий, нечеловеческий крик Юсупова: «Пуришкевич, стреляйте, стреляйте, он жив! Он убегает!». То, что я увидел внизу, могло бы показаться сном, если бы не было ужасной для нас действительностью: Григорий Распутин, которого я полчаса тому назад созерцал при последнем издыхании, лежащим на каменном полу столовой, переваливаясь с боку на бок, быстро бежал по рыхлому снегу во дворе дворца.

Первое мгновение я не мог поверить своим глазам, но громкий крик его в ночной тишине на бегу: «Феликс, Феликс, все скажу царице…» — убедил меня, что это он. Я бросился за ним вдогонку и выстрелил — промах! Я выстрелил вторично на бегу — и… опять промахнулся. Не могу передать того чувства бешенства, которое я испытал против самого себя в эту минуту. Стрелок более чем приличный, попадавший в небольшие мишени, я оказался сегодня неспособным уложить человека в 20 шагах.

Распутин подбегал уже к воротам. Тогда я остановился, изо всех сил укусил себя за кисть левой руки, чтоб заставить себя сосредоточиться, и выстрелом (в третий раз) попал ему в спину. Он остановился, я дал четвертый выстрел, попавший ему в голову. Я подбежал к нему и изо всей силы ударил его ногою в висок. Он лежал с далеко вытянутыми вперед руками, скребя снег и как будто бы желая ползти вперед на брюхе; но продвигаться он уже не мог и только лязгал и скрежетал зубами.

Помню ясно, что в промежуток моей стрельбы по Распутину по панели на улице прошло два человека, из коих второй, услышав выстрел, кинулся в сторону от решетки и побежал». Когда всё было кончено, труп погрузили в закрытый автомобиль. Заговорщики доехали до Большого Петровского моста, с которого и было сброшено тело «Старца».

Сестра князя Дмитрия Мария Павловна, когда разнеслись первые слухи о гибели Распутина и его убийцах, наблюдала в Пскове, как «Весть о его смерти везде встречали с радостью, даже истеричной; люди на улицах обнимались, как на Пасху, а женщины плакали…».

Источники:

1) Пуришкевич В. М., Дневник «Как я убил Распутина», М., 1990.

2) Юсупов Ф., Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова, М., 2014.

3) Великая княгиня Мария Павловна, Мемуары, М., 2015.